Дверь с той стороны. Исток - Страница 71

Правда, палубы, в которых находились люди, оставались пока еще в относительной безопасности: в соприкосновение с частицами вошла лишь носовая часть корабля. Но отяжелевшее сознание определило, что если сейчас же, немедленно не предпринять чего-то, то вскоре и пассажирская палуба окажется под обстрелом невидимых, но разрушительных снарядов - квантов высокой энергии.

Штурман почувствовал, как злость и гнев отступают куда-то: они не были больше нужны, они сыграли свою роль. До сего мига он не потерял сознания и теперь был уверен, что выдержит до конца. Мысли скользили теперь быстро, как кадры киноленты. Управляя ими, как он управлял кораблем, Луговой посылал их в разные стороны в поисках выхода. Но везде мысли натыкались на плотную преграду запрета.

Уменьшить радиус поворота нельзя: боковые перегрузки, наиболее опасные, превысят допустимый уровень.

Увеличить скорость тоже нельзя: тогда катастрофически возрастут фронтальные перегрузки.

Уменьшить ускорение либо вовсе выключить двигатели и лететь с постоянной скоростью означает - отдаться на волю тяготения звезды, которое немедленно изогнет их траекторию, переведя корабль на эллиптическую орбиту. Хотя скорость корабля оставалась достаточно большой и на эллиптическую орбиту он так и не вышел бы, все же он неизбежно приблизился бы к светилу на такое расстояние, что все живое в нем погибло бы.

Затормаживаться, чтобы выйти на орбиту на приемлемом удалении от звезды, поздно: корабль находится слишком близко к источнику частиц.

Выхода нет.

Во всяком случае, так решил штурман. И почувствовал, что страх покидает его, уступая место странному равнодушию. Страх прошел, как проходит пожар, уничтожив все, что могло и что не могло гореть.

Ничего не поделаешь, - тупо подумал он. - Все равно…

Но если гибель была неизбежна, то встретить ее следовало достойно. Герои всегда гибли романтически - в фильмах, по крайней мере.

Луговой порадовался тому, что пассажиры спят в своих коконах и покинут жизнь, не зная, что с ними происходит. Последним осознанным ощущением в их жизни останется надежда, которую они испытывали прежде, чем уснуть…

Но на посту оставался еще инженер, надежно изолированный от всего, происходящего вовне. Он видел только свои приборы и механизмы. Вряд ли они оба должны были умирать в одиночку.

Луговой решительно выключил тягу. Двигатели стихли, и только сирены продолжали выть.

Испытывая облегчение от того, что все решено, Луговой включил связь.

- Как ты там?

Через секунду донесся ответ:

- Теперь легче.

- Обстановку понимаешь?

Инженер был достаточно опытным человеком, чтобы понять, что значил вой сирен, дублировавшийся и в его посту.

- Рентген.

- Близко вышли. Но дело не в этом. Тут нет антивещества. Аннигилируем.

- Это я понял. Слежу за состоянием обшивки.

- Надолго ее хватит?

- Часа через полтора даст течь.

- Мало времени.

- Ну нам это будет уже все равно.

Штурман кашлянул: Рудик умел держаться.

- Ты прав, наверное, не выкрутиться.

Рудик, подумав, сказал:

- Бывает и так.

- Потому что, видишь ли…

- Я в курсе: вижу по приборам…

- Почему же ничего не подсказал? Может…

- Нечего было говорить. Ты все делал правильно.

- Можем рискнуть, но тогда нас раздавит. Или нет?

- Можешь не сомневаться: я прикидывал. Если бы можно было еще нажать, я тебе сказал бы. Не знаю, как ты, а я дал бы сейчас на всю железку. Не люблю долго ждать.

- Ты?

- А что, непохоже? Просто хочется напоследок, послушать, как поют мои моторчики.

- Они выдержат?

- Да, вполне.

- Хочешь подняться ко мне?

Рудик помедлил.

- Вообще покидать пост не положено. Но для такого случая…

Он появился в центральном посту минуты через две. Долго смотрел на экран.

- Красиво. По приборам - не так. А какая она без фильтров? Летал-летал, а звезд почти не видел: вблизи - никогда. Жаль.

- Без фильтров желтая. Как мед.

- Красиво. Подонок этот Нарев. И мы с тобой.

- Да. Но теперь - что уж. Ты готов?

Рудик замкнул систему кресла.

- Давай.

Штурман включил двигатели.

Корабль несся к светилу.

- А вдруг можно что-то придумать?

- Не вижу, штурман, да ты не бойся. Что было возможно, то сделано. А от невезения нет лекарства.

Луговой знал, что инженер говорит искренне: он не умел утешать, не будучи уверен сам.

- Добавим еще?

- Давай. Но так, чтобы можно было глядеть и разговаривать.

- Я думал - наоборот, чтобы в голове помутилось и ничего уже не соображать…

- Брось. Не солидно.

- Будь по-твоему, - сказал Луговой.

Они помолчали. Потом Рудик сказал:

- С таким ускорением двигатель все равно полетит часа через полтора. Ничего не теряем.

- Не все ли равно?

- Я просто так. А красиво будет, наверное. Жаль, что никто не увидит со стороны.

- А, фиг с ними, - сказал штурман. - Не увидят - ничего не потеряют. Мне было бы жутко. Не люблю кремации.

- Хороший корабль, - сказал Рудик.

- Машина хоть куда.

- И батареи дотерпели до конца.

Сирены снова изменили тональность. Излучение прорвалось в третью палубу.

- Другой давно уже был бы насквозь.

- Давно-о. А этот еще разгоняется…

Оба одновременно взглянули на интегратор.

- Хорошая скорость.

- Выскочили бы мы подальше, - сказал штурман, - успели бы отвернуть. Но - что поделаешь. В этом мы не вольны.

- Теория вероятности, - сказал инженер. - Если все время везет, то рано или поздно должно крупно не повезти.