Инна выслушала его невнимательно. Она была недовольна тем, что физик помешал ее туалету.
- Ах, спросите лучше Сашу, когда он проснется, - сказала она.
Карачаров пожал плечами. Инна схватила его за рукав.
- Доктор, - проговорила она просительно. - Он молод… но это ничего. И не смотрите на меня так.
- Я и не смотрю, - ответил физик и направился к Нареву.
- Знаете, - с досадой сказал ему бог роботов, - всерьез и философски думать о детях и о том, что им понадобится и что не понадобится, хорошо, когда вы полагаете, что у вас их не будет.
- Гм, - сказал физик.
- Да! - яростно сказал Нарев. - У вас были дети? У меня тоже не было. И я совершенно не знаю…
- Я тоже.
Нарев улыбнулся.
- Ну, излагайте.
Он внимательно выслушал.
- Вы бы придумали что-нибудь… поближе, что ли. Что-то конкретное, реальное. Столь отдаленная цель - это уже почти и не цель.
- Чепуха! - вспылил физик. - Громадные цели вблизи вы просто не разглядите.
- Это теория, - сказал Нарев терпеливо. - А мне вы подавайте дело.
- Ничего я вам не обязан подавать! - сердито заявил Карачаров.
Инспектор выслушал его, не прерывая.
- Видите ли, - сказал он затем. - Я ведь, как вы знаете, в этом абсолютно ничего не понимаю, но если мне скажут, что надо что-то сделать, я сделаю. Решают пусть другие.
Он был не в настроении и, может быть, даже не спал ночь - глаза его ввалились, и под ними были черные полумесяцы.
- Вам нездоровится? - спросил Карачаров.
Инспектор махнул рукой.
- Да нет, - вяло сказал он. - Вот только мучают воспоминания. Любить ведь можно не только присутствующих, правда?
- Простите, - сказал Карачаров.
Инженер Рудик воспринял его идею по-другому.
- Ничего, - одобрил он. - С размахом. Только не представляю, как это будет делаться практически.
- Я же объяснил. Существуют реакции между элементарными частицами, в результате которых, скажем, из двух частиц возникают три. Иными словами, мы, затрачивая энергию, можем производить вещество нужного нам знака. Затем…
- Вы объясняете в принципе, - прервал его инженер, - а я хочу видеть технологию. Этот наработанный материал - как вы будете выводить его за пределы корабля, в пространство?
- Я полагал использовать выходы двигателей…
- Не получится. Двигатели рассчитаны на выброс излучения, а не вещества. И приспособить их нельзя: тогда они долго не продержатся, а вам нужно, чтобы они работали ого-го сколько!
- Ну, наверное, можно что-нибудь придумать - это не принципиальный вопрос…
- Иногда решают именно непринципиальные обстоятельства. Придумать, конечно, можно, но в любом случае пришлось бы монтировать какие-то приспособления и устройства вне корабля.
- Разве это так сложно?
- Нет - если бы мы могли выйти в пространство. А мы не можем. Вернее, выйти-то можно, да вот назад уже не попасть. Понимаете?
- Нет. Неужели нельзя справиться с такой мелочью?
- Автомат люка - вроде бы мелочь, - кивнул инженер. - Но, понимаете ли, доктор, самые трудные вещи - не всегда самые значительные, а мы здесь, как и всякое человечество, всемогущи лишь в определенных пределах. Хотите, чтобы я вам объяснил детально?
- Я и так верю, - пробормотал физик.
В конце концов все они могли идти к чертям - разве ему больше всех нужно? У него есть Зоя…
Наверное, ему все-таки было нужно больше всех; поэтому он направился не к Зое, а к писателю.
- Что с вами стряслось? - удивился Истомин.
- Да так… мелкие разочарования.
- Пооткровенничайте, полегчает.
Он слушал увлеченно, и, кажется, переживал все, что говорил физик, и видел, как это должно произойти.
- Ну? - спросил Карачаров, закончив.
- По-моему, блестяще.
- Смеетесь?
- Давно отвык. Нет, правда: то, что нужно.
- Увы, - сказал физик. - Остальные придерживаются иного мнения.
- Естественно, - сказал писатель, - они этого не увидели. У вас, друг мой, есть один недостаток: вы слишком верите во всемогущество вашего математического аппарата и полагаете, что если сколько-то там раз употребили свои символы и степени, то этим все сказали. А на деле не сказали ничего - вам нужен переводчик. Хотя одно дело вам удалось сделать: вы почти заставили меня поверить, что и техника - не лишняя вещь в жизни.
Он усмехнулся; было видно, что разговор на эту тему ему нравится.
- Вы, друг мой, как литература: если человек не владеет данным языком, самый гениальный роман для него - просто пачка бумаги. А я в этой параллели - живопись: она одна для всех.
- Ну, хорошо, хорошо, - сказал физик нетерпеливо. - Что толку в этих рассуждениях?
Истомин прищурился.
- Дайте мне время до обеда - и увидите.
Карачаров почувствовал вдруг неожиданное облегчение, словно бы ответственность за бредовую идею перевалилась с его плеч на сутулую спину писателя.
- Ладно, - сказал он. - Дам. В конце концов мы - две стороны одной медали, и что не удалось одному, то, может быть, получится у двоих.
- Наконец-то вы стали мыслить разумно, - сказал писатель рассеянно; он глядел уже куда-то сквозь физика, рука его наткнулась на диктограф, подтянула его поближе, сняла микрофон. - Ну, идите, - сказал он. - Теперь не мешайте мне. Это вам не математика, тут счет идет на секунды.
…Они почти не изменились; стали, может быть, стройнее и одухотвореннее но в каждом можно было найти какие-то черты, характерные и для их далеких предков, родоначальников, зачинателей эры Кита: и рост Лугового, и широкую кость физика, и огромные глаза Зои, и мягкость движений Милы, и смуглоту Веры, и резкие черты Нарева, и проницательный взгляд администратора - людей, давно исчезнувших с лица Кита. С тех пор сменились поколения; умирая, они уходили в круговорот веществ, и атомы, из которых они состояли, продолжали теперь жить в телах тех, кому предстояло сейчас начать новую эру - эру Большого Кита, эру открытого человечества.